Новый взгляд на традиционный сюжет – это всегда интересно

Русский балет! Согласитесь, не найти более подходящей темы для предновогоднего выпуска нашей рубрики «Выпускник филфака».

Наталья Плуталовская учит русскому языку учащихся Московской государственной академии хореографии. Вместе с Натальей мы побываем в классах, где занимаются будущие звезды балета, познакомимся с учебным процессом, узнаем о самых интересных театральных премьерах последних лет. И, конечно, поговорим о том, почему с Институтом Пушкина его выпускников связывают самые теплые воспоминания.

– Как вы решили стать преподавателем русского как иностранного?

– С раннего детства я много читала, в школе обожала русский язык, литературу, иностранные языки, историю и увлечённо писала. Мне всегда были свойственны богатая фантазия, склонность к творчеству, огромная тяга к новым знаниям и невероятный восторг от каждого нового открытия. Когда стала старше, почувствовала, что приобретать знания, конечно, безумно интересно, но гораздо интереснее делиться ими с другими. Эта внутренняя потребность отдавать что-то миру, пропуская через себя, наверное, и привела меня в преподавание.

– Почему вы выбрали Институт Пушкина для поступления?

– О существовании Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина мне было известно с детства, просто потому что неподалёку жила моя бабушка. Кажется, тогда об этой сфере мало говорили, мало кто вообще знал о существовании профессии «преподаватель русского как иностранного». Как не думать, что это судьба?

Мне нравилось изучать иностранные языки, но русский как-то особенно тонко чувствовала и безмерно любила, поэтому варианта пойти, например, на английскую филологию не было. РКИ любопытно подсвечивает те стороны языка, о которых носитель обычно даже не задумывается, и показывает, насколько же сильна связь языка с культурой. А глубина и многогранность нашей культуры поразительны — мне так хотелось самой узнавать о ней больше и знакомить с её разными сторонами иностранцев. Ну и конечно же, было интересно узнавать в процессе о том, как думают, живут и чувствуют представители других культур. До сих пор не устаю удивляться, какие же мы разные и как это прекрасно!

С высокими баллами ЕГЭ и, посмею предположить, неплохим набором знаний у меня была возможность выбрать любой вуз, но я не стала подавать документы никуда, кроме Института Пушкина. Было ощущение, что здесь моё место, и в дальнейшем я ни разу не пожалела о принятом решении.

– Расскажите, пожалуйста, о самых ярких воспоминаниях, связанных с институтом.

– Когда вспоминаю об институте, сразу теплеет на сердце. Это было чудесное время — время, когда я узнала, что значит быть в окружении единомышленников. В школьные годы вокруг меня было не так много читающих людей, а здесь все постоянно что-то читали, анализировали, обсуждали. На русской и зарубежной литературе мы так глубоко ныряли в текст, делились мнениями, иногда спорили. На парах, связанных с языком, его структурой и функционированием, тоже было так интересно: что ни день, то открытие. С другой стороны, во многих других институтах и университетах люди идут примерно по той же программе, но таких положительных впечатлений, да и зачастую знаний, не получают. По-моему, секрет в преподавательском составе. В Гос. ИРЯ нам повезло учиться у удивительных людей, каждого из которых мы с однокурсниками вспоминаем с огромной благодарностью. Они не просто давали нам материал в интересной и методически выверенной форме, они учили нас любить своё дело, уважать чужое мнение и общаться со своими учениками с позиции равного.

Наталья Плуталовская с научным руководителем Дмитрием Фатеевым

Атмосфера была очень тёплой и доброжелательной. Даже великие преподаватели, легенды института В.Г. Костомаров, А.Н. Щукин, Б.И. Фоминых, относились к нам, по сути детям, дружелюбно и с неподдельным уважением. После выпуска я видела разное поведение учителей и должна сказать, что каждый раз в мыслях возвращаюсь к образу Виталия Григорьевича или Бориса Ивановича, бодро, несмотря на свой почтенный возраст, шагающих по коридору и всегда мягко отвечающих на приветствия студентов. Можно сказать, этот пример сформировал меня как учителя: важно относиться к студентам как к партнёрам, быть доброжелательным и готовым не только учить, но и учиться. А я и правда многому учусь у своих ребят, даже самых маленьких, и в этом, пожалуй, ещё одна причина, по которой преподавание меня так увлекает: это всегда обоюдный процесс.

– Вы сейчас работаете в Московской государственной академии хореографии. Почему ваш выбор пал именно на область хореографии?

– Опять-таки, скорее, она меня выбрала. Впервые оказалась в хореографической студии в три года, и с тех пор танец никогда не уходил из моей жизни. Педагоги уговаривали маму отдать меня в профессиональный балет, и родители в какой-то период рассматривали такой вариант, но потом передумали. Вероятно, всё к лучшему: преподавая РКИ, я могу приносить больше пользы. А что касается природных данных, они мне помогают вписываться в среду: хотя работаю в Академии уже почти 5 лет, до сих пор бывает, что некоторые сотрудники не связанных с нами отделов спрашивают, в какой труппе я танцую, принимая за студентку исполнительского факультета, или предлагают мне пройти на сценическую репетицию в школьный театр, думая, что заблудилась. Отношусь к этому с юмором: помилуйте, говорю, в мои-то годы.

С балетом у меня любовь длиною в жизнь: хотя последние пару лет смотрю не так много, раньше постоянно ходила на премьеры, гастрольные спектакли или спектакли с особенно интересным составом. Будучи студенткой, я проходила программу «Курс балетной критики», созданную фестивалем «Золотая Маска», писала рецензии и даже случайно попала в лонг-лист одной театральной премии. Сейчас сотрудничаю с крупным балетным медиа «La Personne», делаю для них интервью с артистами.

Все мои курсовые работы, диплом в бакалавриате и магистерская диссертация, кстати, тоже так или иначе соприкасались с искусством балета.

– Нравится ли вам работать со студентами МГАХ?

– Преподавание всегда про любовь — к своему делу и к людям, с которыми ты работаешь. Поэтому да, конечно, очень нравится. Я обожаю балетных, мне так интересно наблюдать за ними, смотреть за ходом их мысли, видеть, как они растут и развиваются, как раскрываются в процессе работы. К тому же атмосфера в Академии достаточно творческая, и это даёт определённую свободу для реализации идей.

– В чем особенности работы со студентами академии хореографии?

– Нашим студентам от 10 до 20 лет, то есть это дети и подростки, которые оказываются вдали от дома в достаточно жёсткой среде. Оборотная сторона балета не всегда так красива, как сценическая, и речь совсем не о мифических стёклах в пуантах. У нас хорошая атмосфера; не люблю, когда, говоря о хореографических школах, сгущают краски. Однако да, это огромные психологические и физические нагрузки, ведь дети шесть дней в неделю учатся с 9 до 6, а вечером ещё и репетируют. Это неизбежная конкуренция, переживания по поводу веса, своих данных, будущей карьеры, постоянный риск получить травму. Прибавьте ко всему прочему в случае с иностранцами чужой язык, культурный шок, и мы получим очень непростую для детской психики ситуацию. Преподаватель русского как иностранного зачастую является тем человеком, который становится проводником ребёнка, курирует его, да и видится с ним чаще других, не считая педагогов по классике. Таким образом, преподаватель часто оказывается значимой взрослой фигурой, в которой ребёнок крайне нуждается.

Думаю, накал страстей у нас несколько выше, чем в других школах. Бывает, после неудачной репетиции, замечания педагога или чего-то, что случилось в раздевалке или в интернате, дети приходят в слезах. У меня в этом семестре был случай, когда четыре взрослые девочки предвыпускного курса начали в унисон плакать после вопроса «как дела?». Имею ли я моральное право это игнорировать и переходить к подготовке к экзамену B1? Ответ очевиден. Конечно, так происходит не каждый день, но эмоции разного плана наших студентов действительно переполняют. В этой связи я много времени уделяю именно говорению: дети высказываются и делятся переживаниями, но делают это по-русски и незаметно для себя запоминают многие слова и конструкции. Начинающих это очень подталкивает к тому, чтобы поскорее осваивать грамматику и учить новые слова: им же так много и так срочно надо мне рассказать.

Если говорить про другие особенности, стоит упомянуть, что дети с первого дня начинают ходить на уроки по специальности: классику, репертуар, пальцевую технику (пуанты), народный танец, гимнастику, актёрское мастерство, исторический и современный танец, а старшие ещё на дуэт. Не зная языка, они оказываются в ситуации, когда необходимо понимать, что делать, и воспринимать замечания педагогов. У тех, кого берут в русские классы, семестр спустя начинаются общеобразовательные предметы на русском — тут уж совсем не до смеха. Получается, что мы должны работать быстро, зачастую в авральном режиме. И самое главное, что, помимо базовой лексики, необходимо знакомить студентов с лексикой профессиональной, а учебников, в которых такие единицы хоть в каком-то объёме давались бы, нет. Это стало одной из причин, почему я решила написать собственное пособие.

Наверное, нетипично и то, что студентов могут неожиданно забирать с уроков на репетиции. Поначалу было странно и даже как-то обидно, но потом я свыклась с мыслью, что приезжают они в первую очередь всё-таки танцевать, а не русский язык учить. Научилась импровизировать, быстро перестраивать занятия.

Студентка Натальи Плутоловской лауреат международных конкурсов Рио Наката
Фото: Russian Ballet International

Ещё мы часто вынуждены отпускать студентов пораньше, если наши уроки стоят перед классикой, репертуаром или дуэтом: чтобы избежать травм, детям нужно как следует разогреться и потянуться. Всегда идём им навстречу в этом вопросе.

– Поделитесь интересными моментами, необычными эпизодами ваших уроков.

– На моих уроках студенты часто сидят по одному, чтобы была возможность положить ногу на второй стул в полушпагат. Поскольку положение нижней части тела в балете выворотное, им действительно физиологически так удобнее. Иногда дети сидят на массажных роликах или кладут на ноги охлаждающие компрессы — никакой угрозы учебному процессу я в этом не вижу.

Разрешаю студентам есть на уроках, иногда даже прошу их это делать: бывают дни, когда они не успевают пообедать. Перемены, конечно, в расписании значатся, но нередко используются для растяжки и разогрева перед классом. Если я не позволю студентам приносить на уроки еду, они просто ничего не будут есть весь день, а такая идея мне не нравится. Это вопрос заботы, а не дисциплины.

Если говорить о совсем необычных эпизодах, однажды девочка, которой нужно было идти на репетицию после урока, попросила у меня разрешения лечь на пол в проходе между партами и потянуться. Остальные притихли и начали стрелять глазками, понимая, что это, мягко говоря, нестандартная просьба, а если честно, просто дерзость. Безусловно, в этом была доля провокации, но в таких случаях важно сохранять невозмутимость. Пожалуйста, сказала я, только говорите громче, когда будет ваша очередь: снизу вас будет плоховато слышно. Минут через пять ей самой стало неудобно лежать на полу — вернулась на место. И больше никогда мы к этому перформансу не возвращались.

А так у нас весь второй этаж «лежачий». На третьем проходят общеобразовательные уроки, на втором же расположены балетные залы, поэтому весь коридор там застелен ковром, на котором дети тянутся перед уроками и по вечерам. Для меня это абсолютно нормально; я, скорее, наоборот, буду в шоке, придя в обычную школу, где не надо переступать через распластавшиеся в шпагате тела, вокруг не бегают с кастаньетами и тамбуринами, а при встрече с учителями не делают книксен. Там ведь даже никто в соседнем кабинете не играет Баха, когда ты объясняешь глаголы движения! И как люди в такой обстановке работают?

Студентка Натальи Плуталовской Изабель Бошер на знаменитом ковре второго этажа

– Накануне новогодних и рождественских праздников принято ходить на «Щелкунчик». Нравится ли вам эта традиция?

– У меня в последние годы с зимними праздниками ассоциируется не «Щелкунчик», а рождественский концерт в Академии. Чтобы в нём участвовать, ребята должны пройти просмотр: все желающие показывают свои номера, из которых затем комиссия во главе с ректором выбирает лучшие — они-то и составляют программу концерта. И вот на этот просмотр я всегда с удовольствием хожу: там можно увидеть все классы, от малышей до выпускников, все направления, от классики до современной хореографии, посмотреть, кто на что способен, и мысленно сделать ставки на потенциальных звёзд. Мы, конечно, с огромным интересом смотрим классические вариации и дуэты, ведь это основное направление, в котором сразу становится ясно, кто есть кто, но в душе все от мала до велика обожают народно-характерный танец и актёрское мастерство: испанские, цыганские, кавказские и прочие танцы никого не могут оставить равнодушным. Дети всегда с нетерпением ждут возможности станцевать на сцене школьного театра, и перед просмотром в Академии всегда царит такая приятная взволнованно-мечтательная атмосфера.

– Какой ваш самый любимый балет? 

– Мне нравится смотреть разные балеты и открывать для себя новых хореографов, но несколько любимых постановок, пожалуй, всё же есть. Из классики очень люблю «Жизель». Во втором акте, когда виллисы в длинных пачках-шопенках выстроены в линии, а Жизель с Альбертом танцуют дуэт, происходит катарсис: это какая-то вершина эстетико-эмоциональной красоты. Такое же ощущение бывает в белом акте «Лебединого» и знаменитой сцене «Тени» из «Баядерки». Партия Жизели даёт балерине возможность не только показать свою технику, но и продемонстрировать актёрские способности. В конце первого акта есть сцена сумасшествия, в которой сразу всё становится понятно про исполнительницу: там так легко переиграть, уйти в истерику — нужны полутона, акварельная деликатность. Когда у балерины великий талант, от этого эпизода щемит сердце. На меня в своё время большое впечатление произвела сцена сумасшествия в исполнении прекрасных балерин, одних из лучших в наши дни: Полины Семионовой, танцующей сейчас в Staatsballett Berlin, и Натальи Осиповой, работающей в Королевском балете Великобритании. Обе, кстати, выпускницы МГАХ.

То ли сезон, то ли два назад в Большой театр привозил свою версию этого спектакля британский хореограф бенгальского происхождения Акрам Хан. Он сделал из пропитанного духом романтизма балета антиутопию, построенную на уникальном хореографическом языке, и получилось просто изумительно. Знакомые балерины говорили, что этот спектакль стал для них абсолютным откровением и потрясением, заставившем по-другому взглянуть на известную со школы историю.

Вообще я не согласна с теми, кто стоит за принцип «руки прочь от священной классики»: новый взгляд на традиционный сюжет — это всегда интересно. Если спектакль сделан талантливо, умно, с пониманием, то почему бы и нет? В том же Большом несколько лет назад Юрий Посохов и Кирилл Серебренников поставили «Героя нашего времени» по М.Ю. Лермонтову — гениальный балет.

А одним из первых моих эпизодов знакомства с современными постановками была «Русалочка» Джона Ноймайера по Г.Х. Андерсену. Ноймайер вообще по образованию филолог, и это очень видно в его спектаклях. Так вот в его интерпретации сказка про ундину, полюбившую принца, превращается в пронзительнейшую историю про разрушенные мечты, отвержение, боль несоответствия. Просто выворачивает душу! Но, может, в этом и заключается главная задача искусства: в выворачивании души?

– Вы написали книгу «Мир русского балета». Чем она полезна иностранным студентам?

– Как я уже говорила, к сожалению, не существует учебника, в котором рассматривались бы разные аспекты жизни артиста балета и содержались необходимые языковые единицы. Но балетные дети проводят практически всё своё время в Академии и редко выходят во внешний мир, потому им важно уметь общаться и ориентироваться в своём сообществе. На каком материале их этому учить?

Среди преподавателей русского как иностранного, работающих с артистами, практически нет тех, кто глубоко погружён в балет и много о нём знает. А как в таком случае они могут дать своим студентам лексику для балетного урока, профессиональный сленг и поддержать разговор на волнующие учащихся темы?

Студентки Натальи Плуталовской на экзамене по классическому танцу

Поскольку мне посчастливилось иметь отношение и к области хореографического искусства, и к сфере РКИ, разбираться в обеих, поскольку я знакома с артистами и знаю, чем они живут, и в то же время понимаю, каким должен быть языковой урок, чтобы прийти к определённому результату, подумалось, что в каком-то смысле это мой долг — помочь преподавателям и студентам. Да и, честно скажу, мне так жалко ребят, которые читают совершенно им не интересные, чуждые тексты, в то время как можно поднять столько животрепещущих тем. Когда мы говорим о выборе пути, травмах, несоответствии стандартам, лени, риске, призвании, смене карьеры, у них горят глаза. Все эти темы я постаралась собрать в пособии, которое состоит из 18 уроков: в центре каждого — текст, обрамлённый заданиями. В тексте мы смотрим на какую-то проблему, как правило, глазами артиста — легенды прошлого или чаще нашего современника. В заданиях происходит знакомство с новыми словами и конструкциями, проверяется понимание прочитанного, предлагаются вопросы для дискуссии, видео для просмотра и дальнейшего обсуждения в группе, а в конце даётся тема для эссе, письма или устного сообщения.

– Какой совет вы бы дали студентам, которые делаю только первые шаги в области РКИ?

– Не знаю, насколько корректно с моей стороны давать советы, ведь я сама преподаю русский как иностранный не так давно: окончила магистратуру в 2017 году. Так что советовать не буду, но поделюсь некоторыми мыслями. По-моему, секрет профессионализма заключается в трёх вещах: в любви к своему делу, в постоянном росте и в крепкой базе, на которую всегда можно опереться. Последняя как раз-таки выстраивается в студенческие годы, и могу сказать, что только сейчас я начинаю по-настоящему понимать, какой же огромный вклад в моё существование в профессии внесли учителя. Будучи студенткой, я жадно хваталась за знания, впитывала всё, что нам рассказывали на лекциях и семинарах, писала тома конспектов и скрупулёзно читала все книги и списков литературы — относилась к этому, наверное, даже слишком ответственно и серьёзно. Однако объём работы, честно проделанный в студенчестве, дал мне в будущем возможность расслабленно и комфортно чувствовать себя в аудитории, быть в состоянии приготовить практически любой урок на любую тему и найти ответ на любой каверзный вопрос. Раньше я не придавала этому особого значения, но потом стала встречать преподавателей, у которых такая база отсутствует, и видела, как легко они впадают в панику или бросаются за помощью в тематические группы вместо того, чтобы поискать информацию в проверенных источниках или просто сесть и подумать. Вот эту уверенность, что ответ обязательно найдётся, если хорошенько подумать, а также умение искать и находить мне привил Институт.